.jpg)
Советская литература богата произведениями авторов, которые не понаслышке знают, что такое война. Их произведения настолько пронзительны, что не могут никого оставить равнодушным и полностью погружают в атмосферу военного времени. Перечитывать их важно, чтобы помнить о мире и о том, какой ценой он достался.
Сегодня мы хотим поделиться с вами подборкой таких книг:
ПОЛЕВОЙ БОРИС «ПОВЕСТЬ О НАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ»
В основе книги реальный подвиг советского лётчика Алексея Маресьева. Он был сбит фашистами в бою, но смог выжить. А после серьезных операций и ампутации ног смог вернуться в строй и служить Родине.
БОНДАРЕВ ЮРИЙ «БАТАЛЬОНЫ ПРОСЯТ ОГНЯ»
Книга об одном из эпизодов Великой Отечественной Войны, о цене, которую пришлось заплатить ее участникам для достижения победы.
ВАСИЛЬЕВ БОРИС «А ЗОРИ ЗДЕСЬ ТИХИЕ…»
По словам автора, повесть основана на реальном эпизоде войны, когда семеро солдат, после ранения служившие на одной из узловых станций Кировской железной дороги, ценой своих жизней не дали немецкой диверсионной группе взорвать железную дорогу.
НЕКРАСОВ ВИКТОР «В ОКОПАХ СТАЛИНГРАДА»
Автобиографическая книга о переживаниях простых солдат, прошедших большую войну.
ТВАРДОВСКИЙ АЛЕКСАНДР «ВАСИЛИЙ ТЁРКИН»
Считается одним из «самых народных» произведений о Войне. В форме новелл рассказывает эпизоды из жизни простого солдата – балагура и весельчака.
А какие книги о войне вы читали
|
|
||
| * * * Где-то около Бреста Вдруг вошла к нам в вагон Невеселая песня Военных времен. Шла она по проходу И тиха, и грустна. Сколько было народу - Всех смутила она. Подняла с полок женщин, Растревожила сны, Вспомнив всех не пришедших С той, последней войны. Как беде своей давней, Мы вздыхали ей вслед. И пылали слова в ней, Как июньский рассвет. Песня вновь воскрешала То, что было давно, Что ни старым, ни малым Позабыть не дано. И прощалась поклоном, Затихала вдали... А сердца по вагонам Всё за песнею шли. |
БАЛЛАДА О МАТЕРИ Постарела мать за много лет, А вестей от сына нет и нет. Но она всё продолжает ждать, Потому что верит, потому что мать. И на что надеется она? Много лет, как кончилась война. Много лет, как все пришли назад, Кроме мёртвых, что в земле лежат. Сколько их в то дальнее село, Мальчиков безусых, не пришло. ...Раз в село прислали по весне Фильм документальный о войне, Все пришли в кино - и стар, и мал, Кто познал войну и кто не знал, Перед горькой памятью людской Разливалась ненависть рекой. Трудно было это вспоминать. Вдруг с экрана сын взглянул на мать. Мать узнала сына в тот же миг, И пронёсся материнский крик; - Алексей! Алёшенька! Сынок! - Словно сын её услышать мог. Он рванулся из траншеи в бой. Встала мать прикрыть его собой. Всё боялась - вдруг он упадёт, Но сквозь годы мчался сын вперёд. - Алексей! - кричали земляки. - Алексей! - просили, - добеги!.. Кадр сменился. Сын остался жить. Просит мать о сыне повторить. И опять в атаку он бежит. Жив-здоров, не ранен, не убит. - Алексей! Алёшенька! Сынок! - Словно сын её услышать мог... Дома всё ей чудилось кино... Всё ждала, вот-вот сейчас в окно Посреди тревожной тишины Постучится сын её с войны. |
* * * Б. Н. Полевому - Ну, что ты плачешь, медсестра? Уже пора забыть комбата... - Не знаю... Может и пора.- И улыбнулась виновато. Среди веселья и печали И этих праздничных огней Сидят в кафе однополчане В гостях у памяти своей. Их стол стоит чуть-чуть в сторонке. И, от всего отрешены, Они поют в углу негромко То, что певали в дни войны. Потом встают, подняв стаканы, И молча пьют за тех солдат, Что на Руси И в разных странах Под обелисками лежат. А рядом праздник отмечали Их дети - Внуки иль сыны, Среди веселья и печали Совсем не знавшие войны. И кто-то молвил глуховато, Как будто был в чем виноват: - Вон там в углу сидят солдаты - Давайте выпьем за солдат... Все с мест мгновенно повскакали, К столу затихшему пошли - И о гвардейские стаканы Звенела юность от души. А после в круг входили парами, Но, возымев над всеми власть, Гостей поразбросала "барыня". И тут же пляска началась. И медсестру какой-то парень Вприсядку весело повел. Он лихо по полу ударил, И загудел в восторге пол. Вот медсестра уже напротив Выводит дробный перестук. И, двадцать пять годочков сбросив, Она рванулась в тесный круг. Ей показалось на мгновенье, Что где-то виделись они: То ль вместе шли из окруженья В те злые памятные дни, То ль, раненного, с поля боя Его тащила на себе. Но парень был моложе вдвое, Пока чужой в ее судьбе. Смешалось все - Улыбки, краски. И молодость, и седина. Нет ничего прекрасней пляски, Когда от радости она. Плясали бывшие солдаты, Нежданно встретившись в пути С солдатами семидесятых, Еще мальчишками почти. Плясали так они, как будто Вот-вот закончилась война. Как будто лишь одну минуту Стоит над миром тишина. |
|
Анна Ахматова КЛЯТВА И та, что сегодня прощается с милым, - ПОБЕДИТЕЛЯМ ПРИЧИТАНИЕ ПАМЯТИ ДРУГА Александр Твардовский * * * |
От неизвестных и до знаменитых, Сразить которых годы не вольны, Нас двадцать миллионов незабытых, Убитых, не вернувшихся с войны. Нет, не исчезли мы в кромешном дыме, Где путь, как на вершину, был не прям. Еще мы женам снимся молодыми, И мальчиками снимся матерям. А в День Победы сходим с пьедесталов, И в окнах свет покуда не погас, Мы все от рядовых до генералов Находимся незримо среди вас. Есть у войны печальный день начальный, А в этот день вы радостью пьяны. Бьет колокол над нами поминальный, И гул венчальный льется с вышины. Мы не забылись вековыми снами, И всякий раз у Вечного огня Вам долг велит советоваться с нами, Как бы в раздумье головы клоня. И пусть не покидает вас забота Знать волю не вернувшихся с войны, И перед награждением кого-то И перед осуждением вины. Все то, что мы в окопах защищали Иль возвращали, кинувшись в прорыв, Беречь и защищать вам завещали, Единственные жизни положив. Как на медалях, после нас отлитых, Мы все перед Отечеством равны Нас двадцать миллионов незабытых, Убитых, не вернувшихся с войны. Где в облаках зияет шрам наскальный, В любом часу от солнца до луны Бьет колокол над нами поминальный И гул венчальный льется с вышины. И хоть списали нас военкоматы, Но недругу придется взять в расчет, Что в бой пойдут и мертвые солдаты, Когда живых тревога призовет. Будь отвратима, адова година. Но мы готовы на передовой, Воскреснув, вновь погибнуть до едина, Чтоб не погиб там ни один живой. И вы должны, о многом беспокоясь, Пред злом ни шагу не подавшись вспять, На нашу незапятнанную совесть Достойное равнение держать. Живите долго, праведно живите, Стремясь весь мир к собратству сопричесть, И никакой из наций не хулите, Храня в зените собственную честь. Каких имен нет на могильных плитах! Их всех племен оставили сыны. Нас двадцать миллионов незабытых, Убитых, не вернувшихся с войны. Падучих звезд мерцает зов сигнальный, А ветки ив плакучих склонены. Бьет колокол над нами поминальный, И гул венчальный льется с вышины. <Перевод Я.Козловского> |
|
|
||
|
Касаясь трех великих океанов, Она лежит, раскинув города, Покрыта сеткою меридианов, Непобедима, широка, горда. Но в час, когда последняя граната Уже занесена в твоей руке И в краткий миг припомнить разом надо Все, что у нас осталось вдалеке, Ты вспоминаешь не страну большую, Какую ты изъездил и узнал, Ты вспоминаешь родину - такую, Какой ее ты в детстве увидал. Клочок земли, припавший к трем березам, Далекую дорогу за леском, Речонку со скрипучим перевозом, Песчаный берег с низким ивняком. Вот где нам посчастливилось родиться, Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли Ту горсть земли, которая годится, Чтоб видеть в ней приметы всей земли. Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы, Да, можно голодать и холодать, Идти на смерть... Но эти три березы При жизни никому нельзя отдать. 1941г.
СЛАВА
За пять минут уж снегом талым Шинель запорошилась вся. Он на земле лежит, усталым Движеньем руку занеся. Он мертв. Его никто не знает. Но мы еще на полпути, И слава мертвых окрыляет Тех, кто вперед решил идти. В нас есть суровая свобода: На слезы обрекая мать, Бессмертье своего народа Своею смертью покупать. 1942г. |
АТАКА Когда ты по свистку, по знаку, Встав на растоптанном снегу, Готовясь броситься в атаку, Винтовку вскинул на бегу, Какой уютной показалась Тебе холодная земля, Как все на ней запоминалось: Примерзший стебель ковыля, Едва заметные пригорки, Разрывов дымные следы, Щепоть рассыпанной махорки И льдинки пролитой воды. Казалось, чтобы оторваться, Рук мало — надо два крыла. Казалось, если лечь, остаться — Земля бы крепостью была. Пусть снег метет, пусть ветер гонит, Пускай лежать здесь много дней. Земля. На ней никто не тронет. Лишь крепче прижимайся к ней. Ты этим мыслям жадно верил Секунду с четвертью, пока Ты сам длину им не отмерил Длиною ротного свистка. Когда осекся звук короткий, Ты в тот неуловимый миг Уже тяжелою походкой Бежал по снегу напрямик. Осталась только сила ветра, И грузный шаг по целине, И те последних тридцать метров, Где жизнь со смертью наравне! 1942г. |
* * * А. Суркову Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди, Как слезы они вытирали украдкою, Как вслед нам шептали:- Господь вас спаси!- И снова себя называли солдатками, Как встарь повелось на великой Руси. Слезами измеренный чаще, чем верстами, Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз: Деревни, деревни, деревни с погостами, Как будто на них вся Россия сошлась, Как будто за каждою русской околицей, Крестом своих рук ограждая живых, Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся За в Бога не верящих внуков своих. Ты знаешь, наверное, все-таки Родина - Не дом городской, где я празднично жил, А эти проселки, что дедами пройдены, С простыми крестами их русских могил. Не знаю, как ты, а меня с деревенскою Дорожной тоской от села до села, Со вдовьей слезою и с песнею женскою Впервые война на проселках свела. Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом, По мертвому плачущий девичий крик, Седая старуха в салопчике плисовом, Весь в белом, как на смерть одетый, старик. Ну что им сказать, чем утешить могли мы их? Но, горе поняв своим бабьим чутьем, Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые, Покуда идите, мы вас подождем. "Мы вас подождем!"- говорили нам пажити. "Мы вас подождем!"- говорили леса. Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется, Что следом за мной их идут голоса. По русским обычаям, только пожарища На русской земле раскидав позади, На наших глазах умирали товарищи, По-русски рубаху рванув на груди. Нас пули с тобою пока еще милуют. Но, трижды поверив, что жизнь уже вся, Я все-таки горд был за самую милую, За горькую землю, где я родился, За то, что на ней умереть мне завещано, Что русская мать нас на свет родила, Что, в бой провожая нас, русская женщина По-русски три раза меня обняла. 1941г. |
| * * * Майор привез мальчишку на лафете. Погибла мать. Сын не простился с ней. За десять лет на том и этом свете Ему зачтутся эти десять дней. Его везли из крепости, из Бреста. Был исцарапан пулями лафет. Отцу казалось, что надежней места Отныне в мире для ребенка нет. Отец был ранен, и разбита пушка. Привязанный к щиту, чтоб не упал, Прижав к груди заснувшую игрушку, Седой мальчишка на лафете спал. Мы шли ему навстречу из России. Проснувшись, он махал войскам рукой... Ты говоришь, что есть еще другие, Что я там был и мне пора домой... Ты это горе знаешь понаслышке, А нам оно оборвало сердца. Кто раз увидел этого мальчишку, Домой прийти не сможет до конца. Я должен видеть теми же глазами, Которыми я плакал там, в пыли, Как тот мальчишка возвратится с нами И поцелует горсть своей земли. За все, чем мы с тобою дорожили, Призвал нас к бою воинский закон. Теперь мой дом не там, где прежде жили, А там, где отнят у мальчишки он. 1941г. |
ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ Пожар стихал. Закат был сух. Всю ночь, как будто так и надо, Уже не поражая слух, К нам долетала канонада. И между сабель и сапог, До стремени не доставая, Внизу, как тихий василек, Бродила девочка чужая. Где дом ее, что сталось с ней В ту ночь пожара - мы не знали. Перегибаясь к ней с коней, К себе на седла поднимали. Я говорил ей: "Что с тобой?" - И вместе с ней в седле качался. Пожара отсвет голубой Навек в глазах ее остался. Она, как маленький зверек, К косматой бурке прижималась, И глаза синий уголек Все догореть не мог, казалось. . . . . . . . . . . . . . . . Когда-нибудь в тиши ночной С черемухой и майской дремой, У женщины совсем чужой И всем нам вовсе незнакомой, Заметив грусть и забытье Без всякой видимой причины, Что с нею, спросит у нее Чужой, не знавший нас, мужчина. А у нее сверкнет слеза, И, вздрогнув, словно от удара, Она поднимет вдруг глаза С далеким отблеском пожара: - Не знаю, милый.- А в глазах Вновь полетят в дорожной пыли Кавалеристы на конях, Какими мы когда-то были. Деревни будут догорать, И кто-то под ночные трубы Девчонку будет поднимать В седло, накрывши буркой грубой. 1942г. |
* * * Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет. Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое вино На помин души... Жди. И с ними заодно Выпить не спеши. Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: - Повезло. Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой,- Просто ты умела ждать, Как никто другой. 1941г. |
|
|
||
|
ЗАПАС ПРОЧНОСТИ БИНТЫ
* * * Целовались. ПлакалиИ пели. Шли в штыки. И прямо на бегу Девочка в заштопанной шинели Разбросала руки на снегу. Мама! Мама! Я дошла до цели... Но в степи, на волжском берегу, Девочка в заштопанной шинели Разбросала руки на снегу. |
ТЫ ДОЛЖНА! * * * * * * |
ЗИНКА |
|
|
||
|
СТРАШНАЯ СКАЗКА
ЛОЖНАЯ ТРЕВОГА |
ОЖИВШАЯ ФРЕСКА Как прежде, падали снаряды. Высокое, как в дальнем плаваньи, Ночное небо Сталинграда Качалось в штукатурном саване. Земля гудела, как молебен Об отвращеньи бомбы воющей, Кадильницею дым и щебень Выбрасывая из побоища. Когда урывками, меж схваток, Он под огнем своих проведывал, Необъяснимый отпечаток Привычности его преследовал. Где мог он видеть этот ежик Домов с бездонными проломами? Свидетельства былых бомбежек Казались сказачно знакомыми. Что означала в черной раме Четырехпалая отметина? Кого напоминало пламя И выломанные паркетины? И вдруг он вспомнил детство, детство, И монастырский сад, и грешников, И с общиною по соседству Свист соловьев и пересмешников. Он мать сжимал рукой сыновней. И от копья Архистратига ли По темной росписи часовни В такие ямы черти прыгали. И мальчик облекался в латы, За мать в воображеньи ратуя, И налетал на супостата С такой же свастикой хвостатою. А рядом в конном поединке Сиял над змеем лик Георгия. И на пруду цвели кувшинки, И птиц безумствовали оргии. И родина, как голос пущи, Как зов в лесу и грохот отзыва, Манила музыкой зовущей И пахла почкою березовой. О, как он вспомнил те полянки Теперь, когда своей погонею Он топчет вражеские танки С их грозной чешуей драконьею! Он перешел земли границы, И будущность, как ширь небесная, Уже бушует, а не снится, Приблизившаяся, чудесная. Март 1944г. |
ВЕСНА Bсе нынешней весной особое. Живее воробьев шумиха. Я даже выразить не пробую, Как на душе светло и тихо. Иначе думается, пишется, И громкою октавой в хоре Земной могучий голос слышится Освобожденных территорий. Bесеннее дыханье родины Смывает след зимы с пространства И черные от слез обводины С заплаканных очей славянства. Везде трава готова вылезти, И улицы старинной Праги Молчат, одна другой извилистей, Но заиграют, как овраги. Сказанья Чехии, Моравии И Сербии с весенней негой, Сорвавши пелену бесправия, Цветами выйдут из-под снега. Все дымкой сказочной подернется, Подобно завиткам по стенам В боярской золоченой горнице И на Василии блаженном. Мечтателю и полуночнику Москва милей всего на свете. Он дома, у первоисточника Всего, чем будет цвесть столетье. Апрель 1944г. |
|
В ЗЕМЛЯНКЕ УТРО ПОБЕДЫ
Булат Окуджава * * * * * * |
НУ ЧТО С ТОГО, ЧТО Я ТАМ БЫЛ
* * *
Булат Окуджава БЕРИ ШИНЕЛЬ, ПОШЛИ ДОМОЙ |
